Семен Альтов: «Я в жизни такой же, как на сцене, — не умею прикидываться»

Семен Альтов: «Я в жизни такой же, как на сцене, — не умею прикидываться»0

О РАБОТЕ С АРКАДИЕМ РАЙКИНЫМ

— Я писал для Аркадия Исаако­вича его последний спектакль «Мир дому твоему». В связи с этим одна жур­налистка как-то задала вопрос: «Что вы почувствовали, когда узнали, что ваш спектакль стал для Райкина последним?» Видимо, хотела, чтобы я почувствовал себя убийцей. Поэтому так важен выбор и порядок слов даже в обычной речи, а в юморе особенно... Когда я начал работать с Райкиным, он уже был далек от былой фантастической формы. Два инфаркта так просто не проходят. При этом Райкин-актер по-прежнему мог совершать невероятные вещи. Я не раз бывал у него в квартире на улице Горького. Однажды Райкин, как всегда, сидит в кресле, правой рукой придерживает подрагивающую левую. Пожилой, уставший человек с тихим голосом, только два огромных темных глаза направлены на меня. Рассказывает анекдот про человека, который заходит в комнату, раздевается. И вдруг я это все вижу: как летит снятая с головы шляпа и повисает на вешалке, человек скидывает туфли и шевелит пальцами... Вот что может великий актер!

О РАБОТЕ С ДРУГИМИ АРТИСТАМИ

— Я благодарен судьбе за то, что работал с лучшими мастерами в этом жанре... Не хочу обижать остальных, Хазанов на эстраде был тогда номер один. Хотя когда сегодня смотрю в ютубе Шифрина — вижу, как же хорошо он работает! Володя Винокур не просто талантливый комик, у него еще и редкий дар располагать к себе окружающих. В компании, за столом нет ему равных. Будь то актеры, военные, бизнесмены — со всеми найдет общий язык, отодвинет на время все ваши проблемы.

О СОЗДАНИИ МИНИАТЮР ПОД ОПРЕДЕЛЕННОГО АРТИСТА

— Только с Райкиным я работал «под артиста». А остальные — Хазанов, Шиф­рин, Винокур, Клара Новикова — брали готовые тексты. Когда-то я дал Шиф­рину «Кающуюся Магдалину». Она выстрелила, стала для Фимы трамплином. С Яном Арлазоровым было интересно, но трудно сотрудничать. То, как смело он шел на контакт с залом, в те годы в стране не удавалось никому. Для Романа Карцева написал спектакль «Зал ожидания». У меня был одноименный рассказ про то, как разные люди собрались в одном месте, где годами чего-то все ждут. Когда-то в Одессе Виктор Ильченко сказал: «Отличный рассказ, чем не повод для спектакля?» Но тогда ничего не случилось. А лет через десять, когда Вити уже не было, Карцев попросил написать спектакль, что я и сделал. Это был наш единственный опыт, потому что мы с Карцевым «разной группы крови». И лучшего творческого союза, чем одесситы Жванецкий, Ильченко и Карцев, быть не могло. Они понимали друг друга с полуслова. Все трое из Одессы, я питерский. Поэтому такая мичуринская прививка одного к другому, получилось неплохо, но не больше.

О СВОЕМ ФИРМЕННОМ СТИЛЕ ИСПОЛНЕНИЯ

— Иногда меня спрашивают: «А вы дома тоже так разговариваете?» Люди думают, что я включаю свой тембр перед выступлением. Нет, я в жизни такой же, как на сцене, — не умею прикидываться. Коллеги выходили на сцену, заряженные до искр энергетикой. А я работаю «от противного»: появляюсь перед зрителями разобранный, но запускаю их в себя, и через минуту возникает контакт. И мне с ними, и им со мной хорошо.

ОБ ИЗМЕНЕНИИ ВОСПРИЯТИЯ ЮМОРА В НАШИ ДНИ

— У меня был очень популярный рассказ «Взятка» — Жванецкий когда-то сказал, что это лучший юмористический рассказ советского периода. Чтение занимало 18 минут, и я исполнял его не только в своих авторских вечерах, но и в сборных концертах. И всегда благодарные аплодисменты… Шло время, кругом мобильники, эсэмэски, лайки, и я почувствовал: залу долго слушать одно произведение трудно. С болью в душе начал сокращать текст: 16 минут, 12, 10, 8. Когда уменьшил рассказ в два раза, сказал себе «стоп» и перестал исполнять.

Да, время диктует. Недавно окинул взглядом свою библиотеку и подумал, что моим внукам она, наверное, уже не будет нужна. Взял с полки «Шагреневую кожу» Бальзака, решил восстановить в памяти. Читаю, и уже в конце первой страницы забуксовал. Слишком неторопливо. Не хватает компактности. Теперь пишу в основном коротенькие рассказы. А еще рассылаю друзьям свои коротышки. Типа: «Наследники никак не могли разделить постигшее их горе», «Идиоты — это все те, кто видит мир иначе, чем я». Таких набралось больше тысячи. Может, издам отдельной книжечкой.

О ДЕТСТВЕ

— Чем дальше заглядываешь в прошлое, тем безмятежнее кажется прошедшая жизнь. Пожалуй, по настоящему счастливы мы были у материнской груди, где и прочмокали лучшие годы… Я родился в Свердловске во время войны, в 1945 году. Шесть первых месяцев жизни там, остальная жизнь в Петербурге. Когда спустя много лет приехал в Свердловск на концерт, отец попросил найти дом, в котором я родился, — на улице Шейнкмана, третий от угла, последний этаж, два левых окошка. После концерта, поздно вечером я нашел дом, два окна, прослезился. Прилетел домой, рассказываю папе, как стоял перед тем самым девятиэтажным домом. Отец говорит: «Погоди! В том доме, где ты родился, было пять этажей». Оказалось, на месте старого дома возвели новый. И не под теми окнами я рыдал... Я родился в 1945 году и еще помню времена, когда не было телевизоров. Но спички уже были, и огонь трением мы не добывали. Все меняется — что-то приходит, что-то уходит. Можете такое представить: книги были на вес золота. Давали их на ночь, зачитанные до дыр! Но благодаря этому дефициту наше поколение прочитало все лучшее — выжимку из мировой литературы.

О ЦЕНЗУРЕ В ПРОГРАММЕ «ВОКРУГ СМЕХА»

— Был жесточайший отбор литературного качества текстов. Главным редактором была Татьяна Олеговна Паухова. Она держала планку, чтобы на экране не появилось намека на пошлость. Сегодня само слово «пошлость» непонятно без переводчика. Благодаря Пауховой выработался особый стиль литературного юмора. Только один раз из моего рассказа вычеркнули слово. Обнаружил я это, когда в ютубе пересматривал запись, где Хазанов читал мой рассказ «Детский хор в иностранном посольстве». Детишки должны были петь в австрийском посольстве, но привезли их в венгерское. В моем тексте было слово «австро-венгерский» посол. В записи убрали. Наверное, по дипломатическим соображениям. Или с перепугу, на всякий случай. В те времена «цензуру» пытались вводить некоторые зрители. У меня сохранилось письмо от такого недовольного, который решил, что в своем рассказе я оскорбляю рабочих, колхозников, врачей, академиков и вообще всех советских людей одним махом.

О САМОМ СМЕШНОМ ПРИЗНАНИИ В ЛЮБВИ К ЕГО ТВОРЧЕСТВУ

— Забавная была ситуация… У меня есть фраза: «Если от вас ушла жена, а вы не чувствуете печали, подождите. Жена вернется, а с ней печаль». Еду в «Красной стреле» домой, в Питер. В тамбуре подходит молодой человек и говорит: «Я ваш поклонник! Замечательные шутки ваши в компании имеют успех». Спрашиваю: «Какие, например?» Попутчик на секунду задумался и говорит: «Ну там примерно вот так: «Если от вас ушла жена, а вы этого не заметили, ну и хрен с ней!» И заржал так, как будто ничего смешней в его жизни не было! Помните: в юморе очень важен порядок слов! И вообще в жизни важен порядок!

(Инна Фомина, «7 дней», 11.06.23)

Источник: 7 дней Фото: Илья Золкин

Источник: intermedia.ru